Как государство использует недальновидность урбанистов, чтобы уничтожать наше культурное наследие
Урбанист курильщика*– это тот человек, который признает примат формы над сутью. Урбанист сегодня может поддерживать массовый отъем собственности и снос построек, которые вводят диссонанс в тонкие эстетические чувства урбаниста, а завтра он выпустит целое видео, призывающее встать грудью за столетнюю дубовую дверь в Иркутске. Этот текст не является личным дизреспектом Варламову, это дизреспект человеческой недальновидности в целом.
*далее– просто урбанист.
Историческая ретроспектива.
В девятнадцатом–начале двадцатого века жил такой человек, Владимир Алексеевич Гиляровский. Приехал из Вологды в Москву, когда ему было восемнадцать лет. С первого же дня влюбился в этот прекрасный растущий город, наполненный суетой и жизнью. Многогранный как Париж, кладезь настоящей русской души. Дороги, выложенные камнем, уличные торгаши, повозки, сани, трактиры, бани. Студенты, уличные гуляки, бояре, городовые, попрошайки, нищие, старцы. Все это – прекрасная, смердящая, бедная, набожная, русская Москва 19 века.
Гиляровский тут прижился, познакомился со многими известными людьми, работал журналистом. Его вполне справедливо можно назвать прото- урбанистом. Он разбирался и ориентировался в Москве лучше чем кто либо, выпустив даже об этом книгу «Москва и москвичи» под конец своей долгой жизни.
Являясь московским журналистом, дядя Гиляй изучал самые опасные, ветхие, криминальные районы Москвы, такие районы, в которые боялись заходить самые уважаемые генералы и помещики. Изучая Хитровку, Сухаревский рынок, Охотный Ряд, он добывал ценную информацию для криминальных сводок, обзора самых злачных мест Москвы, не исключающих и критику.
Гиляровский был настоящим москвичом, он любил свой город и хотел сделать его лучше. Благодаря его статьям в газетах, власти Российской Империи основательно очистили канализацию, избавившись от бесконечных потопов, благодаря ему задерживали и сажали торгашей, обманывавших своих покупателей. Все шло своим чередом, пока не случилась Японская война, первая мировая, и как последний аккорд старой России, революция и гражданская война.
Возможно, из личного оскорбления, нанесенного царской властью сжиганием его книг, возможно, из-за идеологической приверженности, или банально из-за страха быть репрессированным, Гиляровский всецело поддержал Советскую власть. Являясь журналистом, по окончанию революции, он встал в авангард поддержки советской власти, активно занимался пропагандой в уже советских газетах.
«Москва вводится в план. Но чтобы создать новую Москву на месте старой, почти тысячу лет строившейся кусочками, где какой удобен для строителя, нужны особые, невиданные доселе силы...
Это стало возможно только в стране, где Советская власть»
— писал Гиляровский в предисловии к книге «Москва и москвичи». Зная наизусть все самые зловонные мерзкие места Москвы, он чествовал советскую власть, чествовал генплан, который без всяких судов, препирательств сторон, мог основательно уничтожить и разбойников на Сухаревской, и злачные трактиры на Хитровке, и зловонные лавки на Охотном ряду. Так и случилось. Советский союз начал создавать тотальную монополию на власть, денежные потоки, мошенничество, убийства, поэтому он не приемлел ничего, что может как-то скрыться от его вездесущих глаз. Вот что писал об этом Гиляровский:
«И только советская власть одним постановлением Моссовета смахнула эту не излечимую при старом строе язву и в одну неделю в 1923 году очистила всю площадь с окружающими ее вековыми притонами, в несколько месяцев отделала под чистые квартиры недавние трущобы и заселила их рабочим и служащим людом»
На этом этапе люди скажут: ну пока что все идет хорошо, советская власть действительно нанесла благо городу, и теперь мы не знаем про эти гетто, где могли зарезать и обокрасть любого. В таком случае я вам скажу, что вы не знаете по какому принципу работает государство, уважаемые друзья. Государству не так важно, что сносить, как то, что благодаря этим поддержанным всей интеллигенцией инициативам, она получила карт бланш на то, чтобы в принципе заниматься отъемом собственности под самые разные целесообразности, в то время это была революционно-идеологическая и утилитарная целесообразность.
Итак, казалось бы, что может пойти не так, советская власть ведь должна и дальше избавлять город от всякой нечисти, — думали люди в 20-х годах. Но генплан, заполучив некую легитимность, продолжал набирать обороты.
Центральные улицы целиком закатали в асфальт, вырубив все деревья, строили развязки, расширяли дороги, не считаясь с тем, что для этого пришлось уничтожить ценнейшие культурно-исторические памятники. Генплан Москвы был нещаден ко всем препятствиям, что встречались у него на пути. Как я выше написал, здания уничтожались из утилитарной (строительство развязки) и революционной, идеологической (уничтожение памятников прогнившему буржуазному феодализму) целесообразности. Интеллигенция жестоко поплатилась за легитимизацию советской власти.
План А. Щусева, который включал индустриализацию с сохранением исторического облика, Сталин просто тотально проигнорировал. Были снесены Симонов Монастырь, Храм Христа Спасителя, Красные Ворота, Страстной Монастырь, Стены и Башни Китай-Городской стены. Всего этого Москва навсегда лишилась. Про пошлые и уродливые современные реконструкции я вспоминать не хочу. Очень показательная история разыгралась вокруг Сухаревой башни. Сухареву башню построили в начале 18 века при Петре. Назвали ее в честь командира стрелкового полка, который не предал царя во время стрелкового бунта. Сухарева башня мешала строительству транспортной магистрали, которая накладывалась на нее согласно пресловутому генплану реконструкции Москвы. Вся Московская интеллигенция без преувеличения пришла в ужас, узнав об этом решении. Многие системные художники, архитекторы, которые, возможно, пытаясь помочь городу и сгладить острые углы, работали на советскую власть, начали писать письма высшему руководству партии, народным комиссарам, лично Сталину.
Писали они следующее:
«Сухарева башня, есть неувядаемый образец великого строительного искусства, известный всему миру и всюду одинаково высоко ценимый. Несмотря на все новейшие достижения техники, она все ещё не утратила своего громадного показательного и воспитательного значения для строительных кадров. Мы <…> решительно возражаем против уничтожения высокоталантливого произведения искусства, равносильного уничтожению картины Рафаэля. В данном случае дело идет не о сломке одиозного памятника эпохи феодализма, а о гибели творческой мысли великого мастера».
От глупости ли, наивности, советская интеллигенция пыталась донести голос разума людям, которые параллельно со сносом ценнейших памятников архитектуры, морили людей голодом и расстреливали за контрреволюционные преступления сотнями тысяч.
Жестокий глупый вандал Коганович ответил архитекторам следующее:
«В архитектуре у нас продолжается ожесточенная классовая борьба… Пример можно взять хотя бы из фактов последних дней — протест группы старых архитекторов против сноса Сухаревой башни… Характерно, что не обходится дело ни с одной завалящей церквушкой, чтобы не был написан протест по этому поводу. Ясно, что все эти протесты вызваны не заботой об охране памятников старины, а политическими мотивами — в попытках обвинить советскую власть в вандализме».
«Характерно, что не обходится дело ни с одной завалящей церквушкой, чтобы не был написан протест по этому поводу». Да, господин Коганович, этот народ совсем страх потерял, высказывая свое несогласие с генпланом всевышнего генералитета и лично товарища Сталина.
Сталин, кстати, тоже посчитал нужным выразить поддержку своему идеологическому камраду:
«Мы изучили вопрос о Сухаревой башне и пришли к выводу, что её надо обязательно снести. Предлагаем снести Сухареву башню и расширить движение. Архитекторы, возражающие против сноса, — слепы и бесперспективны».
Итак, Сухареву башню было решено разобрать, что было невыносимой трагедией для всей Москвы.
Вот что писала художница Нина Ефимова, наблюдавшая за сносом Башни:
«Сегодня, семнадцатого апреля, нет уже наружной гигантской лестницы и сверху летят кирпичины. Белые, витые колонки из белого камня — в отдельной груде, разбитые. Разрушение идет необычайно быстро… Можно заболеть от мысли, что впереди нас никто Сухаревскую башню не увидит».
Вы меня спросите, а к чему это длинное вступление из биографии дяди Гиляя, и при чем тут Сухарева башня. А дядя Гиляй, отвечу я вам, является в данном тексте центральной фигурой, так как очень ярко своими действиями и словами олицетворяет ту самую недальновидность.
Вот что он писал своей дочери по поводу сноса башни:
Её ломают. Первым делом с неё сняли часы и воспользуются ими для какой-нибудь другой башни, а потом обломали крыльцо, свалили шпиль, разобрали по кирпичам верхние этажи и не сегодня-завтра доломают её стройную розовую фигуру. Все ещё розовую, как она была! Вчера был солнечный вечер, яркий закат со стороны Триумфальных ворот золотил Садовую снизу и рассыпался в умирающих останках заревом.
Жуткое что-то! Багровая, красная,
Солнца закатным лучом освещённая,
В груду развалин живых превращённая,
Все ещё вижу её я вчерашнею —
Гордой красавицей, розовой башнею…
Очень трогательно. Трогательно и поэтично, дядя Гиляй, почти так же трогательно, как ваши восхваления и оды советской власти, когда она точно так же без всяких препятствий изымала собственность на Охотном Ряду, Хитровке и Сухаревке и сносила её. Я закончил свою историческую ретроспективу, выводы дальше делайте сами. Немного задам направление вашей мысли фотографиями, что прикреплены ниже.
Подытожу все, что я написал выше, дабы прояснить свой посыл и четко сформулировать свой призыв.
Я не занимаюсь антипропагандой современной российской и в частности московской власти, текст содержит в себе призыв: «Думайте!».
И речь не о том, что люди глупые и мало размышляют на абстрактные темы. Речь в первую очередь о том, что неважно – что государство делает, неважно что сносит, что строит. Важно лишь то – готовы ли вы ради своих мимолетных амбиций дать государству право распоряжаться той областью общественных, экономических отношений, в которые вы хотите с его помощью привнести изменения. Ведь государство – это не срочный временный орган, созданный для решения конкретных проблем. Это самостоятельный организм, система, во внутреннюю логику которой заложен лишь рост и усиление. И государство всю свою историю занимается лишь тем, что насильственно создает на себя спрос. Не пора ли этот спрос существенно ограничить?
Автор: Руслан Иванов, член Московского отделения ЛПР;
Позиция автора может не совпадать с позицией партии.