Власти пытаются её запретить, Еврокомиссия обвиняет в работе на Кремль, но поддерживает Илон Маск и каждый пятый немец. «Альтернатива для Германии» (AfD) — безусловно самая одиозная сила на немецком партийном ландшафте. Но что в действительности из себя представляет партия, и какие у неё перспективы?

Судя по поляризованному отношению к АдГ в том числе в русскоязычной среде, у партии крайне неоднозначная репутация: почему её называют популистской и крайне правой? Насколько справедливы подобные дисфемизмы?

Упоминание «Альтернативы» действительно вряд ли кого-то оставит равнодушным в зависимости от его политических предпочтений, так как уровень поляризации в Германии сегодня ничуть не меньше, чем в других западных демократиях, столкнувшихся с миграционным кризисом, падением экономики и другими вызовами.

Другое дело — популизм. В общественно-политическом и отчасти научном поле этот термин не имеет чётких концептуальных рамок. Для одних это обещания невыполнимого, для других — стратегия мобилизации, а для третьих идеология. В Германии широкий интерес к теме возник уже после появления AfD, и сегодня вызывает прямую ассоциацию с партией, отражая, скорее, третий вариант. Чтобы прослыть «правым популистом», как минимум, достаточно критиковать истеблишмент, как максимум, — декларативно выступать против политики открытых границ, политического глобализма (в частности, Европейского Союза) и, реже, государства всеобщего благосостояния.

Такой подход, несмотря на свою популярность в медиа и бытовой политической культуре, в глобальной науке по теме считается мало полезным, а понимание популизма как набора содержательных требований программы — типичным «резиновым понятием». В случае же AfD термин давно превратился в сугубо риторический приём, негативный ярлык для дискредитации оппонента, и относиться к нему следует соответствующе.

С характеристикой «Альтернативы» как крайне правой немного сложнее. С одной стороны, маргинализация политических конкурентов через дискурсивное закрепление образа радикалов — давний и довольно эффективный приём: таким образом можно ассоциативно связать оппонента с исторически дискредитированными движениями, типа нацизма или коммунизма, создать образ угрозы демократии и делегитимизировать, одновременно обезопасив себя от предметной дискуссии.

И в ФРГ, где велика ценность консенсусной демократии и компромиссной «политики центра» на фоне известных политических потрясений прошлого, этот приём не мог быть не использован, в частности, правящими христианскими демократами.

С другой стороны, среди представленных сегодня в Бундестаге партий «Альтернатива для Германии» программно является самой правой, и в этом прикладном смысле характеристика «крайней» работает. Впрочем, нужно учитывать, что актуальные базисные требования партии радикальны только по отношению к сегодняшнему состоянию, например, того же христианско-демократического союза (CDU), который заметно полевел в эпоху Меркель.

Формально называть AfD крайне правой наблюдателям позволяет другая причина: немецкая Служба по защите конституции (BfV) официально классифицирует партию «подозреваемым случаем правого экстремизма», что даёт контрразведке правовую санкцию её мониторинга с использованием информаторов. Если в дальнейшем BfV найдёт доказательства, что партия представляет угрозу демократическому порядку (например, готовит путч или финансируется из-за рубежа), то она будет признана экстремистской (gesichert extremistisch), что уже позволит ответственным органам вести прослушку. В таком статусе находится, например, региональное отделение партии в Тюрингии.

Последний шаг — обращение в Конституционный суд и запрет, но этот сценарий, хотя он поддерживается целым рядом политиков из партий-конкурентов, считается крайне маловероятным. В том числе потому, что AfD активно противостоит такому исходу событий: во-первых, в 2020 году было распущено т.н. «Крыло» — внутрипартийное объединение вокруг одиозного тюрингского политика Бьорна Хёке, который известен, например, тем, что выступал за пересмотр немецкой меморативной традиции и исторической политики, основанных на покаянии за преступления нацистов, и был оштрафован за лозунг «Всё для Германии!». Во-вторых, в январе 2025 партия официально распустила параллельную молодежную организацию — «Молодая Альтернатива» (JA), которая отмечалась антикапитализмом и этнонационализмом.

А что насчет отношения самих немцев? Почему, например, АдГ больше поддерживают в Восточной Германии?

С самого своего зарождения AfD, согласно опросам, сильнее в так называемых «новых федеральных землях» — бывшей территории ГДР. Так, на выборах в Тюрингии в сентябре 2024 года партия впервые заняла первое место, набрав почти 33% голосов. Хотя победа и не конвертировалась во власть из-за так называемого «брандмауэра» — отказа остальных партий от сотрудничества с AfD — это стало значимой вехой в новейшей истории ФРГ. Самое простое и популярное объяснение «синего Востока» — это разочарованный электорат.

Рана сорокалетнего социализма в виде разницы социально-экономического развития кровоточит даже спустя 35 лет после объединения Германии. Восточные немцы по-прежнему беднее западных, не имеют доступа к высоким кабинетам и страдают от культурного отчуждения: оскорбительное деление нации на «весси» и «осси» вместе с образом новых земель как «пространства отсталости» вызывают закономерную неприязнь к западногерманской элите, то есть «старым» партиям.

Другой, менее очевидный фактор заключается в том, что восточные немцы не разделяют национально-исторический нарратив и культуру памяти ФРГ. Выросшие в ГДР граждане не застали «спора историков» 80-х годов, в которой победил подход представителей Франкфуртской школы к осмыслению своего прошлого в модусе коллективной ответственности, и оттого, если угодно, имеют меньше внутренних блоков перед патриотическим самоощущением и национальной гордостью, так как это не вызывает автоматической для Запада параллели с «возрождающимся фашизмом». И AfD политтехнологически пестует эту восточногерманскую идентичность.

Если говорить о портрете избирателя «Альтернативы» вне географической плоскости, то на первых порах своего существования партия получала голоса преимущественно образованных мужчин среднего и пожилого возраста со средними и высокими доходами. Такая электоральная база была конгруэнтна типичным сторонникам «буржуазного центра» — христианских демократов, и аутентично составляла конкуренцию этой партии. Что неудивительно, ведь основатели и первые функционеры AfD были выходцами из CDU/CSU и FDP. Однако последние данные репрезентативных опросов, сопровождающих любые выборы в Германии, говорят о значительном сдвиге ядра электората партии параллельно её эволюции.

Сейчас «синих» чаще выбирают мужчины среднего возраста со средним доходом и средним образованием, самозанятые, жители сельских районов, рабочие и молодёжь. Последние две группы в рядах «Альтернативы» особенно удивляют специалистов и оппонентов, ведь рабочий класс был основным «клиентом» социал-демократов весь послевоенный период, а молодёжь традиционно голосовала за нишевые партии с прогрессистской культурной повесткой, вроде «Зелёных». А недавно общественное и экспертное внимание привлек опрос в приложении для гомосексуальных* знакомств Romeo, где фаворитом неожиданно оказалась «Альтернатива». Каждая из таких контринтуитивных электоральных миграций, впрочем, имеет объяснение.

Рабочие, в частности, по-прежнему разделяют такие материалистические ценности, как стабильность и безопасность, пока левые партии, включая «родную» SPD, всё больше делают ставку на метафизические вопросы идентичности и культурной повестки. Мотива добавляет опасение за своё социально-экономическое положение на фоне стагнации немецкого хозяйства и деиндустриализации. В свою очередь для молодёжи, голосующей впервые, AfD не имеет такого чётко выраженного маргинального образа хотя бы по тому, что юные избиратели не успели застать прежний партийный ландшафт.

Мобилизации также содействует успешная ставка партии на агитацию в социальных сетях и особенно тик-токе. Наконец, парадоксальная популярность консервативной партии среди геев и лесбиянок* обусловлена недовольством доминирующей в риторике и практике левых партий — SPD и «Зелёных» — трансгендерной повестки. Этот новый социальный раскол в ранее гомогенной группе не мог не привести и к электоральным изменениям.

Насколько позиции АдГ сегодня соотносятся с либертарианскими ценностями, учитывая, например, последние заявления политиков из её верхушки?

Образ «Альтернативы» как радикально свободно-рыночной силы в последнее время окреп благодаря повышенному вниманию к ней со стороны Илона Маска. В частности, на своей странице в Х он неоднократно назвал партию «единственным спасением для Германии», тезисно раскрыл свою позицию в гостевой статье для газеты Die Welt и провёл эфир с Алис Вайдель — сопредседателем и ключевым кандидатом AfD. Тогда Вайдель охарактеризовала свою партию как либертарианско-консервативную, а позже подтвердила свою оценку в интервью, где на радость интернет-публики признала налоги грабежом. Одних заявлений, чтобы признать партию хоть сколько-нибудь либертарианской, явно недостаточно.

«Альтернатива для Германии» родилась в 2013 году из бунта евроскептиков, ордолиберальных интеллектуалов и экономистов против финансовой политики немецкого правительства в контексте кризиса 2008-2009 годов, в частности, спасения евро, которое тогдашний канцлер Ангела Меркель назвала «безальтернативным». Именно к этой фразе антагонистично отсылает название партии, основатели которой всё-таки видели альтернативу в возвращении немецкой марки. Новорожденный ребенок немецкой партийной системы тут же побил все рекорды, набрав 4,7% на своих первых выборах в Бундестаг, а затем прошёл в ряд Ландтагов и Европарламент.

Однако с началом миграционного кризиса 2015 года содержательный фокус партии стремительно менялся. Массовая миграция с Ближнего Востока и Африки вызвала новый виток политической динамики: AfD начала позиционировать себя как главная оппозиционная сила «культуре гостеприимства» и политике открытых границ, опять же провозглашенных Ангелой Меркель.

Это, разумеется, не могло не привести к глубоким конфликтам внутри партии между экономическими либералами и национал-консерваторами, которые к тому моменту набирали влияние под руководством таких фигур, как уже упомянутый Бьорн Хёке. Раскол был неизбежен, а с ним и кадровый сдвиг: после периода внутрипартийной борьбы «Альтернативу» покинул один из её отцов-основателей экономист Бернд Люкке, а затем и сменившие его на председательском посту классические либералы Фрауке Петри и Йорг Мойтен.

В 2016 году при участии более чем 1000 рядовых членов партии, AfD утвердила свою основную программу, на базовые принципы которой до сих пор ориентируются предвыборные манифесты. И хотя в кадровом смысле «Альтернатива» пополнилась культурными консерваторами и националистами, её ключевые требования по-прежнему явно вдохновлены идеями если не либертарианства, то неолиберализма.

Среди них, например, выход из еврозоны, дебюрократизация ЕС до зоны свободной торговли без «политического навеса» и референдум о выходе из союза вообще («Dexit»); упрощение немецкой прогрессивной шкалы налогообложения до трёх пониженных ставок; отмена налога на наследство, и снижение корпоративного налога; демонтаж климатических субсидий, например, на расширение возобновляемых источников энергии и одновременный возврат к «мирному атому», а также расширение частного медицинского и пенсионного страхования.

Экономическая сторона программы AfD предлагает даже больший объём налогового освобождения, чем партия Свободных демократов (FDP). Этот рыночный фундаментализм, однако, уравновешивается консервативным подходом и этатизмом в других отраслях: в социальной политике партия фаворизирует традиционные и многодетные семьи, хочет вернуть обязательный военный призыв, а для борьбы с миграционной преступностью требует расширить финансирование органов безопасности.

В общем, либертарианской «Альтернативу», конечно, не назовёшь, но с точки зрения Realpolitik программно она является, пожалуй, самой близкой из представленных в Бундестаге партий к этому званию. Особенно, если речь идёт о хоппеанской культурно-консервативной итерации либертарианской мысли. Заслуженного упоминания, впрочем, достойны и Свободные демократы (FDP), хотя в своей непримиримости к государству они сильно уступают AfD и давно интернализованы в немецкий политический мейнстрим.

Помимо упреков в идеологической радикальности, в адрес «Альтернативы» часто слышатся обвинения в работе на Кремль — это правда?

Обвинения в связях с Россией для AfD тоже не в новинку. Пика, пожалуй, эта традиция достигла в апреле 2024 года, когда председатель Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен обвинила евродепутатов «Альтернативы» в распространении кремлевской пропаганды. Обвинения, с одной стороны, имеют под собой несколько вещественных оснований: например, в шпионаже, правда, в пользу Китая, обвиняется один из сотрудников штаба Максимилиана Кра, тюрингский политик Йорг Дорнау имеет бизнес в Беларуси, а представители верхушки партии, Александр Гауланд и Беатрис фон Шторьх, в прошлом встречались с российскими депутатами «для обмена мнениями». Ни один из инцидентов, однако, не завершился доказательством прямых связей с Россией и правовыми последствиями, так что о каком-то взаимодействии с российскими властями по партийной линии говорить пока не приходится.

Иначе политические конкуренты внутри ФРГ давно бы воспользовались таким удобным поводом для запрета партии. С другой стороны, до блокировки RT в Европе многие функционеры и сторонники «Альтернативы» распространяли материалы канала в качестве противовеса мейнстримным медиа, а на региональном уровне некоторые «AfD-шники», вроде берлинского депутата Гуннара Линдеманна, кажется, искренне рады кремлёвской пропаганде в вопросах международной политики. На партию как таковую это, однако, опять же не распространяется.

Укреплению AfD в статусе пророссийской силы содействует, скорее, риторическое: партия официально выступает против международных антироссийских санкций, так как они наносят «больший ущерб немецкой экономике», а враждебность НАТО к России называет «чрезмерно идеологической». Где пролегает грань между национальным суверенитетом, реалистическим raison d'etat и откровенной «пророссийскостью», впрочем, определить невозможно.

А какие у АдГ перспективы на грядущих выборах?

Назначенные на 23 февраля досрочные выборы отмечаются для AfD небывалым успехом: опросы пророчат ещё недавно маргинализованной партии от 20 до 22% голосов, то есть второе место. Если прогнозы конвертируются в реальные голоса, для «Альтернативы» это станет новым рекордом. Такой взрывной рост, очевидно, совокупно педалировали энергетический и экономический кризисы, дисфункциональность и историческая непопулярность «светофорного» кабинета Олафа Шольца и, разумеется, сочетание эпохальных вызовов и назревших проблем: сегодня общественное сознание с отрывом занимают проблемы безопасности и миграции. Иными словами, сложившаяся перед выборами тематическая конъюнктура — плодородная почва для AfD, которая обещает мобилизовать не только свой ядерный электорат и выиграть за счет протестного голосования, но и перетянуть на свою сторону симпатии ранее не голосовавших и голосующих впервые. Ожидать включения в правительство, однако, будет излишне наивным.

Против AfD — хотя изрядно пошатнувшись — действует пресловутый брандмауэр, а будущим канцлером почти неизбежно станет председатель христианских демократов Фридрих Мерц. Электоральная арифметика, правда, закономерно осложняет формирование правящей коалиции: 30% обещанных голосов не обеспечат CDU необходимого для единоличного правления большинства, а значит, придется договариваться со второй и — в зависимости от фактического расклада сил — третьей по популярности партиями.

Следующий электоральный цикл, таким образом, рискует отметиться либо двухпартийной Большой Коалицией (GroKo), то есть центристским союзом CDU+SPD из эпохи Меркель, либо невиданной ранее на федеральном уровне чёрно-зелёным альянсом. Последней и наименее желанной для всех акторов опцией остается новый трёхпартийный союз.

При любом из сценариев AfD неизбежно окажется за бортом «демократической блокады», а Германию ждёт ещё четыре года дисфункционально-компромиссного стиля правления. И в таком случае многие наблюдатели и эксперты пророчат AfD чуть ли не стратегический триумф: если политический мейнстрим не сумеет перезапустить «немецкое экономическое чудо» и побороть угрозу чрезмерной миграции и преступности, ещё больше немецких избирателей рискует разочароваться в старых народных партиях. Но какой бы исход событий ни реализовался, ясно, что немецкий партийный ландшафт ждёт радикальная трансформация; и AfD захочет сыграть в ней первую скрипку.

Telegram-канал автора

* «движение ЛГБТ» признано российскими властями «экстремистским» сообществом