Российское либеральное движение сейчас — это тот самый корабль, который потерял не только капитана, но и компас. Он всё ещё бороздит волны политической эмиграции, но дрейфует уже без ясной цели, возмущая воду разве что бессмысленными склоками. Каждый новый скандал, каждый публичный конфликт — как трещина в обшивке, через которую неумолимо и с нарастающей скоростью проникает вода, приближая этот корабль к неизбежной гибели. Примечательно, что сквозь эти трещины можно увидеть не только масштаб повреждений, но и особый их характер: либеральная эмиграция, будучи неспособной предложить адекватный ответ на вызовы времени, топит себя своими же стараниями.

Здесь уместно вспомнить теорию Тойнби о «вызове и ответе», которая объясняет историческую судьбу цивилизаций. Либералы, когда-то уверенные в способностях своего «творческого меньшинства», сейчас делают только одно — выясняют, кто более праведен в глазах их узкой аудитории. Вызовов было много: от выборов до военных конфликтов, но на каждый вызов был дан жалкий, а порой и вовсе позорный ответ. Момент истины для либерального движения настал уже давно — когда оно растеряло всякие шансы на широкое признание, окончательно замкнувшись в себе.

Надлом произошёл в тот самый момент, когда вместо консолидации появились кланы и фракции, споры о том, кто имеет право называться настоящим оппозиционером, а кто — нет. За этим разложением мы можем продолжать следить сегодня в твиттере в режиме реального времени: кто тут настоящая оппозиция, кто хороший русский, а кто не очень, кому дозволено мечтать вслух о прекрасной России будущего, а кому нет.

И это не вчера началось. Стоит вспомнить 2011-2013 годы — ту самую Болотную, выборы мэра Москвы, когда многие наивно верили (в том числе и ваш покорный слуга), что вот-вот случится чудо. Вспомним, как оппозиционные лидеры, вместо объединения (всё закончилось на уровне карикатурного Координационного совета оппозиции), утонули в борьбе за контроль над протестами. Власть, напротив, умело справилась с вызовами, оставив протестную энергию либералов иссыхать. В тот момент стало очевидно, что частные интересы волнуют оппозицию гораздо больше, чем либеральные идеи. Воспоминание о тех днях сейчас больше похоже на эпитафию: «Мы могли, но не захотели».

Сегодня же вместо громких лозунгов на митингах мы наблюдаем едва сдерживаемую злобу в социальных сетях. Скандалы, ссоры и разделение между теми, кто остался, и теми, кто уехал, стали нормой. Эмиграция, которая могла сперва показаться питательной почвой для новой волны сопротивления, превратилась в арену для личных амбиций и мелочных ссор. Борьба за ресурсы — как финансовые, так и символические — стала основной повесткой. Те, кто ещё недавно проповедовал солидарность и права человека, теперь увязли в выяснении, кто больше заслуживает звания «спасителя Родины». Впрочем, в этом хаосе уже никто не говорит о будущем — все погрязли в настоящем, которое рушится под тяжестью внутренних конфликтов.

Февраль 2022 года лишь ускорил уже очевидный процесс распада. Мы наблюдаем не просто раздоры внутри движения, а процесс демонтажа целого здания, на фундаменте которого либеральная оппозиция пыталась строить что-то значимое. Смерть Навального*, который до последнего мужественно удерживал этот ветхий каркас (как оказалось, практически в одиночку), ускорила этот крах. Физический разрыв между «оставшимися» и «уехавшими» превратил борьбу за ограниченные ресурсы в чужих юрисдикциях в единственный смысл существования оппозиции в изгнании, лишив большинство представителей политической эмиграции самого дорогого — какой-либо когнитивной свободы. Ирония в том, что эти люди, когда-то говорившие о свободе мысли и действия, теперь сами попали в ловушку новой государственной повестки и требований западного сообщества, под которые они вынуждены подстраиваться не менее интенсивно, чем критиковать авторитарный произвол отечественного производства.

Можно с грустью наблюдать, как те, кто ещё вчера произносил заветные слова «свобода» и «права человека», сегодня хлопают в ладоши, когда речь идёт об очередных репрессиях против кого-то из «неугодных» для западных государственников вроде Павла Дурова. Это трагедия, в которой борьба за мнимое моральное превосходство ведёт лишь к ещё большей утрате подлинных ценностей. Когда те, кто призывал не врать и не воровать, начинают аплодировать тем, кто это делает, они становятся карикатурой на самих себя.

С каждым новым публичным поражением либерального движения его приверженцы начинают призывать к чему угодно — к европейским санкциям, к украинскому сопротивлению, к феминистским дискуссиям — но не к рефлексии. Громадное количество разрозненных интересов и ничтожный общий результат. Казалось бы, время для серьёзного анализа и пересмотра идей, но вместо этого мы видим попытки подстроиться под актуальную политическую конъюнктуру в надежде сохранить видимость актуальности.

Но конец одной истории всегда означает начало другой, что бы там ни рассказывал Фукуяма. Кризис — это катастрофа для тех, кто не умеет меняться, но для остальных — шанс избавиться от старого и построить что-то новое на обломках. Если мы действительно стремимся к переменам, устаревшие структуры должны быть разобраны до основания.

Освальд Шпенглер писал: «Закат — это не конец, это завершение естественного цикла развития культуры». И это не просто угасание, это переход к новому дню — добавим мы.

* внесён российскими властями в список «террористов и экстремистов»