Моралите в одном действии

Автор: Мюррей Ротбард

СЦЕНА:

Гостиная современной роскошной квартиры на верхнем Ист-Сайде в Нью-Йорке. Стены цвета сочной тропической зелени. Диван, несколько кресел и модульные пуфы имеют размеры больше обычного, и сконструированы так, что никто не может сидеть на них удобно. Откинувшись на спинку, никто ростом ниже 250 см не мог поставить ноги на пол. Следовательно, для всех в комнате было только две альтернативы:

1. ненадежно усесться на край дивана или кресла, облокотившись на одну из рук, или

2. свернуться на нем, прижав ноги к бедрам и обивке.

Для КАРСОН СЭНД, собственницы апартаментов, этот выбор не представляет проблем. Она свернулась на одном из модулей, высоко подняв мундштук. Это символизирует насмешливое презрение и враждебность по отношению к мужчинам и, следовательно, рациональность и высокие романтические стандарты.

КАРСОН — небольшая женщина с прямыми волосами, свисающими с одной стороны лица. Ее фигуру можно описать исключительно как протоплазматическую, аморфную; ее возраст так же не определен, но предположительно за пятьдесят. На ней бесформенный костюм с военными эполетами, на пике моды (Москва, 1925). Ее глаза-бусинки полны решимости, и когда говорит, она неизменно сворачивается клубочком, готовая нанести удар.

КАРСОН взлетела к славе как писатель благодаря роману, охотно покупаемого из-за графических сцен изнасилований. Она верит, что его популярность демонстрирует массовую приверженность ее философскому посылу.

По правую руку, тоже свернувшись калачиком, сидят два ее ученика, ДЖОНАТАН и ГРЕТА. Им за 20, но они уже отмечены высокомерием своего покровителя. Нос ДЖОНАТАНА постоянно наклонен на 45 градусов, а его прямые каштановые волосы спереди осветлены.

ГРЕТА — симпатичная блондинка со смуглой кожей и кошачьим видом. Несмотря на полное отсутствие физического сходства с КАРСОН, у нее тоже есть мундштук того же типа и крошечные спички той же марки. Однако она еще держит его в руках с такой же пышностью.

На краю дивана справа спит ДЖОРДЖ КЕЛЛИ. ДЖОРДЖ — высокий и худощавый, на его когда-то красивом лице навсегда запечатлено выражение великой мягкости, истомы и скуки. ДЖОРДЖ — муж КАРСОН. По центру сзади — дорогой радиоприемник и 27-дюймовый телевизор. Напротив всего этого свернулся клубком роскошный черно-серый кот АЛЬФОНСО III.

На каминной полке рядом с телевизором в рамке стоит фотография ДЖОНАТАНА и ГРЕТЫ, подписанная для КАРСОН.

ГРЕТА написала: «Спасибо, КАРСОН, за то, что подарила мне полноценную вселенную». ДЖОНАТАН лукаво написал: «Женщине с красивой кошкой».

Входит: КИТ ХАКЛИ, приятный, серьезный, хорошо одетый молодой человек 25 лет. Хакли, аспирант исторического факультета, нерешительно входит слева. ДЖОРДЖ, проснувшись, вскакивает на ноги и подходит.

ДЖОРДЖ: Позвольте мне, пожалуйста.

ДЖОРДЖ ведет КИТА в комнату.

ДЖОРДЖ: Кит Хакли — Джонатан, Грета и… Карсон Сэнд.

ДЖОНАТАН и ГРЕТА едва заметно кивают. КАРСОН протягивает руку в приветственном жесте и указывает на диван, куда КИТ и садится. ДЖОРДЖ сразу возобновляет свой сон.

КАРСОН (с сильным русским акцентом): Что ж, Мистер Хакли, рада, что вы смогли придти.

КИТ: Спасибо, эм (неуверенно — она Мисс или Миссис?) … Мисс Сэнд. (после паузы) Хотел сказать вам, как я рад, что вы захотели со мной встретиться.

КАРСОН: О, Кит, как же я могла не попросить вас прийти после вашего великолепного письма о моем романе?

КИТ: Да ничего особенного.

КАРСОН (раздраженно): А?

КИТ (немного озадаченно): Впрочем, должен сказать, Мисс Сэнд, что ваша книга была самим вдохновением. «Бровь Зевса» — один из лучших романов, которые я прочел за много лет.

(Возгласы испуга и недоверия ДЖОНАТАНА и ГРЕТЫ. Они, между прочим, говорят напыщенно, нараспев, с легким русско-канадским акцентом.)

ГРЕТА (резко): Мистер Хакли, вы что, сказали один из?

КИТ (озадаченно): Чего… да.

ДЖОНАТАН (с жестко контролируемой обидой): Не затруднит ли вас назвать один любой роман, который вы прочли за много лет, который хотя бы отдаленно достоин сравнения с «Бровью Зевса»?

КИТ (потеет): Эм… Я… Правда не…

ДЖОНАТАН: Если и есть нечто, что мы не терпим, Мистер Хакли, так это неточность языка. Вы сказали один из лучших романов — назовите другие?

КИТ: Ну, я… Хемингуэй был вполне впечат…

ДЖОНАТАН и ГРЕТА (в унисон): Хемингуэй! Господи Боже! (затем резко):

ДЖОНАТАН (низким, быстрым ритуальным бормотанием): Вы, конечно же, понимаете, что когда бы говорим «Боже», мы не подразумеваем согласие с концепцией. Мы всего лишь используем термин в качестве сильной, идиоматической метафоры.

КАРСОН (сдерживая внутреннюю ярость): Ох, Кит, ты разве не видишь у Хемингуэя предпосылки смерти в каждой строчке, которую он пишет?

КИТ: Ну, когда человек боролся с быком, момент…

ДЖОНАТАН: Хемингуэй — это антижизнь, антиразум, антиреальность.

КАРСОН (с любовью смотрит на ДЖОНАТАНА): Джонатан, Грета. Позвольте, я думаю, мы должны дать мистеру Хакли шанс. В конце концов, он фанат «Брови Зевса», и это большой плюс.

ГРЕТА: Да, ты права, Карсон.

ДЖОНАТАН: Конечно, Карсон.

КАРСОН (поворачиваясь к КИТУ): Кит, хотите сигарету? Держите — это особенно рациональный бренд.

КИТ (немного озадаченно): «Рациональный»? (небольшая пауза) Ой, извините, спасибо. Я не курю.

(Возгласы неодобрения от ДЖОНАТАНА и ГРЕТЫ)

ГРЕТА (набрасывается): Вы не курите! Почему нет?

КИТ (удивленно): Ну, эм… потому что мне не нравится.

КАРСОН (едва сдерживая ярость): Вам не нравится! Вы позволяете вашим чисто субъективным прихотям, своим чувствам (это слово сказано с крайним презрением) стоять на пути разума и реальности?

КИТ (снова потеет): Ну конечно, Мисс Сэнд, какие другие возможные основания могут быть у курения кроме простого удовольствия?

(Выражения ярости, смятения от ГРЕТЫ, ДЖОНАТАНА и КАРСОНА: «О!» «Ах!» и т. д.)

ДЖОНАТАН (подпрыгивая): Мистер Хакли, Карсон Сэнд никогда, никогда ничего не делает исходя из ее субъективных чувств; только исходя из разума, который означает объективную природу реальности. Вы ужасно оскорбили великую женщину, Карсон Сэнд, злоупотребили ее любезностью и гостеприимством. (садится)

КИТ: Но… но… какая тут вообще возможна причина?

КАРСОН: Мистер Хакли, зачем вы уклоняетесь от очевидного факта? Курение — это символ огня в разуме, огня идей. Тот, кто отказывается курить, является таким образом врагом идей и разума.

КИТ: Символ? Но тогда спичка еще больший символ…

(Дальнейшие проявления ярости, гнева, раздражения.)

ДЖОНАТАН (вскакивая, подходит к КИТУ): Хватит! Как вы смеете так хулигански глумиться над Карсон Сэнд? Вы бы не стали глумиться над Богом!

КАРСОН (в очередной раз контролируя себя): Стой, Джонатан, давай подождем, прежде чем выносить окончательное суждение. Вероятно, его проблема находится на более глубоком уровне.

ДЖОНАТАН: Конечно, Карсон. (ДЖОНАТАН возвращается на место, садится)

КАРСОН (поворачиваясь к раздраженному КИТУ): Итак, Кит, это очень важно — вы рационалист?

КИТ (снова озадаченно): Ну, я… я, это очень сложно…

КАРСОН: Ну давайте, давайте — считаете ли вы разум своим абсолютом?

КИТ: Ну, да, но я… это зависит от того, как вы определяете рационализм. Я бы сказал…

ДЖОНАТАН (вскакивает, взмахнув своими длинные волосы, расхаживает взад-вперед): Рационалист — это человек, который живет исключительно своим разумом, а значит силой своего разума постигать реальность, а значит силой своего разума мыслить, а значит своей собственной силой мыслить, а значит…

КАРСОН: Подожди, Джонатан. (Джонатан перестает ходить взад-вперед, снова садится.) Ну, Кит, вы рационалист?

КИТ: Что ж, я одобряю разум и… и мышление, конечно, но я не совсем уверен, что…

КАРСОН (возбуждаясь): Мистер Хакли, мы очень терпеливы с вами, так как мы готовы оказать всяческую любезность и дать необходимое количество времени фанату «Брови Зевса». Позвольте перефразировать: вы мистик? (Этот вопрос вырвался с горящими глазами и ненавистью в голосе.)

КИТ: Мистик? Почему бы нет, я, конечно, не верю во всякий Дзен-буддизм или…

КАРСОН (корчится от негодования): Ох! В самом деле, Кит, я пытаюсь серьезно с вами говорить.

КИТ: Ну, да, но…

КАРСОН: Прошу, окажите любезность и не перебивайте меня в середине мысли.

КИТ: Извините, я…

КАРСОН: Конечно, вы должны осознавать, что я говорю не о скрюченном, прокаженном азиатском бомже, сидящем где-то на подгузнике — это разве что самый очевидный, самый вопиющий вид мистики.

КИТ: Я знаю; Лос-Анджелес полон странных…

ДЖОНАТАН: Мистер Хакли, почему вы упорствуете снова и снова в своем сознательном и преднамеренном уклонении от откровенных и открытых вопросов мисс Сэнд? Мы оба знаем, что ты бежишь как черт.

КИТ: Послушайте, я не понимаю, о чем вы говорите…

КАРСОН: Кит, проще говоря, мистик — это тот, кто позволяет чему-либо встать между его разумом и его реальностью, кто ставит что-то выше своего разума. Понимаешь?

(Наступает неловкая пауза.)

ДЖОРДЖ (мягко, немного приподняв голову над диваном): Ты религиозен, Кит?

КИТ (бросая благодарный взгляд в сторону Джорджа): О, религиозен ли я? Понял — что ж, не особенно. Я хожу в церковь пару раз в год, на Рождество и на Пасху, ну, вы знаете — но религия играет очень маленькую роль в моей жизни.

(Тишина стала более глубокой, более зловещей. Со стороны ГРЕТЫ доносится шипящий звук.)

ГРЕТА: Он говорит пару раз в год.

(ГРЕТА поворачивается к ДЖОНАТАНУ)

ГРЕТА: Ты понимаешь, откуда ноги растут…

ДЖОНАТАН: Конечно. «Зевс», страница 236, второй абзац — это отрывок, который прекрасно объясняет данный синдром.

ГРЕТА: Да. И обратите внимание, как он пытается выслужиться перед нами и перед мистиками.

ДЖОНАТАН: Конечно.

КИТ: Послушайте, я не знал, что вы так остро относитесь к религии.

КАРСОН: Кит, наши чувства здесь не имеют значения. Наш разум говорит нам, что религия — это зло.

ДЖОНАТАН (вскакивает и ходит взад-вперед): Религия — это зло, что значит антимышление, что значит антижизнь, что значит антиразум, что значит антиреальность. (возвращается на свое место.)

КАРСОН (смотрит на ДЖОНАТАНА с любовью): Молодец, товарищ.

КИТ: Слушайте, я же говорил вам, что не особенно серьезно отношусь к религии.

(Пауза, которая повисла в комнате, мертвенная.)

КАРСОН (взрывается, взволнованно. Вскакивает): Боже мой, мы говорим о жизни и смерти, а он не… О! (КАРСОН откидывается на спинку стула, в ярости прикрывая голову.)

ГРЕТА (с легкой угрозой): Мистер Хакли, вы хоть к чему-то относитесь серьезно?

(После долгой паузы.)

(КИТ начинает вставать, чтобы уйти. КАРСОН собирает последние запасы терпения и останавливает его.)

КАРСОН: Подождите, мистер Хакли, возможно мы сможем подобраться к вашей проблеме через эстетику. Например, какие композиторы вам нравятся?

КИТ (откидывается назад с легким облегчением, ошибочно чувствуя себя в большей безопасности): Ну, обычные, вы знаете. Я не особенно музыкант…

КАРСОН (быстро): Все в порядке. Это не имеет значения. Ваш вкус обнажает ваши музыкальные предубеждения.

КИТ (озадаченно): А? Ну, я люблю Бетховена, Баха, Моцарта, стандартно…

ГРЕТА: О!

КАРСОН: Кит, как вы могли? Я, кто понимает глубину разврата, в которую падает большинство людей, даже я должна спрашивать себя, как так можно? Бетховена, Моцарта, от которых воняет натурализмом, у кого все творчество попирает ценности, у кого каждая нота указывает на предубеждение о злобной вселенной.

КИТ (ошеломленно): Злоб.?

КАРСОН: Ох, Кит, ты не видишь ненависть к жизни в каждом такте их музыки?

ДЖОНАТАН: Мистер Хакли, вы сказали Карсон в своем письме, что вам нравится роман «Бровь Зевса», потому что он оппонирует коллективизму и тоталитаризму.

КИТ (загорается): Да, да, точно. Я…

ДЖОНАТАН: Ну так как, во имя разума, вы не можете понять, что такой композитор, как Моцарт, исходя из предубеждения о злобной вселенной, исходит из того же предубеждения, что и коллективисты, которых, как вы утверждаете, вы презираете? Все они являются частью антиразумного, антижизненного Врага.

КИТ (снова ошеломленный): Вы… вы хотите сказать, что Мо… Моцарт был коллективистом?

КАРСОН: Ох, не в таком примитивном смысле. Но система предубеждений взаимосвязана на более глубоком, а значит, и на более важном, уровне. Понимаешь?

(КИТ, все больше и больше убеждаясь, что ему нужно поскорее сваливать отсюда, снова начинает вставать.)

(ДЖОРДЖ КЕЛЛИ садится, перехватывает его добрым тоном.)

ДЖОРДЖ: Кит, мы всегда спрашиваем каждого нового человека, которого встречаем, кто его любимый персонаж в «Брови Зевса». Кто твой?

КИТ: О, мне понравился Джоуи Фонтана.

КАРСОН, ГРЕТА, ДЖОНАТАН (в унисон): Джоуи Фонтана!!!

КИТ: Да, а что?

КАРСОН (контролирует себя): Почему ты предпочитаешь его, Кит?

КИТ: Ну, он на доброй стороне, за свободу, и он милый, умный, добродушный, дружелюбный парень.

КАРСОН: Ооо! (Не в силах больше терпеть, КАРСОН поднимается и убегает за кулисы справа.)

ГРЕТА (тоном смертельной угрозы): Джоуи Фонтана! Сам образ милого, третьеразрядного, обычного человека. И вы предпочли его такому герою, как Кайл Крейн или Себастьян дель Рей!

КИТ: Ну, они ничего; просто они показались мне немного деревянными и одномерными. Они…

ДЖОНАТАН (вскакивает на ноги, подходит к центру и говорит КИТУ с пафосом): Хватит! Кит Хакли, у вас была редкая привилегия провести вечер с величайшими умами, которых вы когда-либо могли надеяться встретить: Карсон Сэнд, Гретой Лэндсдаун и мной. И, важнее всего, вы встретили Карсон Сэнд, величайший, самый оригинальный ум нашего времени и всех времен, величайшего человека, который когда-либо жил или будет жить. А как вы отнеслись к этой привилегии? И, прежде всего, как вы отнеслись к Карсон Сэнд? Я сидел здесь, пока вы совершали серию неразумных, непростительных грехов против Карсон Сэнд. Вы постоянно перебивали ее, едва давая ей возможность говорить; вы открыто уклонялись от каждого вопроса, который мы с Карсон задавали вам. Вы пытались раболепствовать перед нами и перед мистиками, перед нами и перед Моцартом, перед нами и всеми пороками нашего общества.

Вы критиковали вместо того, чтобы задавать вопросы. Вы глумились, как хулиган, вместо того, чтобы отдавать должное почтение. И кому? Этой женщине, которая привнесла в мир знание, что А есть А и что дважды два равно четыре. И, в конце концов, после того, как ваша грубость выгнала из комнаты эту женщину с терпением Иова, вы увенчали свои преступления утверждением, что ваш любимый персонаж — Джоуи Фонтана, посредственный, хороший парень (с абсолютным презрением), сама вторичность. Тем самым, Кит Хакли, вы навеки прокляли себя. Вы сделали свой выбор, Кит Хакли, и потому оставляете мне лишь одну альтернативу: потребовать, чтобы вы покинули этот дом и никогда не возвращались.

(КИТ, пошатываясь, встает, бледный, потрясенный. Идет к двери. ДЖОРДЖ КЕЛЛИ подходит, чтобы вручить Киту его шляпу и пальто.)

КИТ: Мистер Келли, простите, но вы выглядите хорошим парнем. Как вы все это выносите?

ДЖОРДЖ (мягко): О, такое происходит практически каждую ночь. К этому привыкаешь.

КИТ: Но как вы можете…?

ДЖОРДЖ: Ну, через несколько лет ты начинаешь не замечать подобное. Воспринимаешь легко, спишь на диване, время от времени говоришь «да». Черт, вот это жизнь.

Занавес опускается.

КОНЕЦ