Что же такое «левое либертарианство»? Этот термин (в значении, используемом здесь) указывает на широкую традицию интеллектуальных течений, которые являются одновременно радикально либертарными и радикально левыми. Он включает в себя некоторые из самых радикальных элементов Английского либерализма (таких как Томас Ходжскин и ранние работы Герберта Спенсера), индивидуалистический анархизм девятнадцатого века, альянс 1960-х между свободорыночными анархистами и Новыми Левыми, а также современное возрождение левого рыночного анархизма.

«Левым либертарианством» также называли анархо-коммунизм (и другие не-рыночные формы анархизма), как и группу теоретиков в академической политической философии, которые утверждают самопринадлежность, в то же время отвергая собственность на природные ресурсы, как и попытки скомбинировать умеренные формы либертарианства с прогрессивизмом и современным американским либерализмом. Однако эти определения являются омонимами и не имеют ничего общего с описываемым здесь «левым либертарианством».

Вероятно, невозможно придумать краткое, аккуратное и полностью исчерпывающее определение того, что объединяет общий кластер идей, называемых «леволибертарианскими», и на любую попытку сформулировать такое определение возникнут чёткие контрпримеры. Тем не менее, вот три самых важных свойства левого либертарианства.

Более глубокая приверженность индивидуализму

Один из способов определения левого либертарианства заключается в утверждении, что оно комбинирует стандартные радикально либертарные соображения о неагрессии со стандартными радикально левыми соображениями о не-господстве. Бескомпромиссный индивидуализм объединяет как оппозицию к институтам (таким как государство), которые подавляют индивидов через прямые угрозы применения агрессивного насилия, так и более общее сопротивление против любых социальных механизмов, которые подчиняют одного индивида (или группу индивидов) другому индивиду (или группе индивидов).

Если конкретно, это означает противостояние более неформальным структурам власти вроде сексизма, расизма и административного капитализма (подробности ниже). Именно поэтому левые либертарианцы зачастую подчёркивают важность рынков как культурной силы, которая может вмещать широкое социальное разнообразие и ослаблять эти угнетающие динамики.

Этот интерсекциональный индивидуализм может быть найден, по крайней мере, ещё в Социальной Статике Герберта Спенсера, где он утверждает, что «деспотизм государства обязательно связан с деспотизмом в семье». Таким же было отношение и индивидуалистических анархистов, которые были не только самыми радикальными сторонниками свободного рынка в Америке девятнадцатого века, но также передовым фронтом её феминистического движения. До такой степени, что Моисей Харман был заключен в тюрьму по законам о непристойности за публикацию открытых и честных нападок на тогда совершенно законную практику супружеского изнасилования. Вольтарина Де Клер обсуждала этот инцидент в своём эссе «Сексуальное Рабство».

Свободорыночный Анти-Капитализм и Либертарианский Классовый Анализ

В процессе чтения разнообразных социальных механизмов, против которых выступают левые либертарианцы в связи с принадлежностью к левым, вероятно выделяется «капитализм», учитывая что левые либертарианцы всё ещё являются либертарианцами. Однако следует понимать, что для левого либертарианца термин «капитализм» не относится к рыночной экономике, laissez-faire, предпринимательству, частной собственности или ещё чему-нибудь, с чем либертарианцы типично ассоциируют это слово. Более того, индивидуалистический анархист Бенджамин Такер отказывался считать анархо-коммунистов таких как Пётр Кропоткин и Иоганн Мост настоящими анархистами в связи с их отрицанием частной собственности, которую он считал необходимой для свободы.

«Капитализм» в данном контексте скорее относится к таким вещам, как концентрация богатства в относительно небольшом количестве рук, а также социальное господство менеджеров и капиталистов над трудом и обществом в целом. Таким образом часть леволибертарианского неприятия капитализма вызвана более широким этосом индивидуализма, но другая часть происходит из убеждения, что вертикальные иерархические фирмы являются безумно неэффективными.

В связи с проблемами знания и организации, по-настоящему свободная рыночная конкуренция съела бы вертикальные организации заживо. Это бы во многом устранило корпоративное господство, оставив после себя более горизонтальные альтернативы вроде кооперативов и независимого заключения контрактов. Современный левый либертарианец Кевин Карсон подробно аргументирует это в своей книге Теория Организации: Либертарианская Перспектива.

Но если власть на рабочем месте настолько неэффективна, почему же она столь широко распространена? Одно слово: правительство.

Экономическая среда в которой мы находимся это не свободный рынок, но рынок в котором определённые типы организаций делаются искусственно эффективными, а другие искусственно неэффективными в связи с институциональным фоном крупного государственного вмешательства.

Левые либертарианцы отвергают убеждения, которые изображают большой бизнес и правительство либо как врагов, либо как не имеющих друг к другу отношения, вместо этого подчёркивая их фундаментальную взаимозависимость. Природа правительства такова, что оно будет использоваться теми, кто уже обладает богатством или иной социальной властью, с целью извлечь ресурсы у всех остальных.

В период, когда Мюррей Ротбард придерживался левых убеждений, фокус на теории элит и либертарианском классовом анализе занимал центральное место. Благодаря влиянию Новых Левых историков вроде Габриэля Колко, свободорыночные радикалы начали критиковать стандартный миф о том, что регуляции существуют чтобы защищать нас от господства богатых. Как показал Рой Чайлдс в «Большом Бизнесе и Восходе Американского Этатизма», верно обратное: резкий рост регуляций возник как средство защиты социального положения богатых.

Роль Прямого Действия в Социальных Изменениях

Если левые либертарианцы правы в том, что государства неизбежно тяготеют к защите господства и эксплуатации, это может заставить политическое действие выглядеть безнадёжным. Таковым оно и является, если ваше представление о политическом действии включает в себя электоральные мероприятия и иные подходы с упором на «политический курс».

Вместо этого левые либертарианцы склонны напрямую взаимодействовать с сущностью, которую они пытаются изменить (обществом), а не пытаться пойти на сделку с сущностью, которую они хотят устранить (государство). Это включает в себя не только просветительскую деятельность, но также поиски методов уклонения от государственных репрессий и создание альтернативных институтов для решения проблем, которые государство создаёт либо неспособно решить.

Исторически это охватывает такие эксперименты, как Американская Почтовая Компания Лизандера Спунера, радикальные методы трудового активизма Дайера Лама и идеи Сэма Конкина о «контр-экономике». Сегодня это можно обнаружить в леволибертарианском энтузиазме в отношении таких проектов, как криптовалюты, радикальный трудовой активизм, 3D-принтинг, обмен файлами, взаимопомощь на низовом уровне и наблюдение за копами.

Как объясняет Кевин Карсон, цель левых либертарианцев состоит не «в свержении государства, но в его игнорировании. Любой, кто хочет продолжать поддерживать государство и подчиняться его законам свободен так делать, до тех пор пока нас оставляют в покое. Наша цель в том, чтобы построить общество, которое мы хотим, и предотвратить попытки государства уничтожить нас, пока мы это делаем. Последний человек, покинувший государство, может закрыть окно и выключить свет».

Существует много других деталей, которые выделяют левое либертарианство среди прочих идеологий, и аспекты обсуждаемые выше были лишь поверхностным обзором.

Автор: Jason Lee Byas @jasonleebyas